EngРадислав Гандапас — самый известный в России специалист по лидерству. Автор9 книги14 фильмовпо лидерству и ораторскому искусству. Самый титулованный бизнес-тренер России, единственный в стране трижды был признан лучшим в профессии по результатам года. Лауреат Книжной премии Рунета 2013.
23 февраля в ленте твиттера и в социальных сетях было много поздравительных сообщений. Не так много, как в прежние годы, но все же много. Хотелось быть оригинальным и не поддерживать тему. Как я ее не поддерживал и 6 января, и 14 февраля. И вот уже сутки меня не отпускает синдром незаконченного действия. Похоже, мне от него не избавиться, пока не напишу что-то о Дне защитника отечества. И тут я вспомнил, что уже сделал это. Много лет назад я уже вел рассылку — прообраз сегодняшних ЖЖ. И именно 24 февраля, лежа в неуюте больничной палаты, я отправил двум десяткам тысяч подписчиков этот текст. Сегодня могу подписаться под каждым словом.
«За окном грянул салют. В небе рассыпались разноцветные ракеты, а я видел в них огни военного аэродрома и огни истребителей, заходящих на посадку. Огни тягачей, идущих морозной ночью к пусковым установкам. Огни пограничных катеров. И огни казарм, в которых чистят сапоги, моют пол, пишут письма защитники отечества. Только часовой на посту ни одним огоньком не выдаст себя. Я знаю обо всем этом непонаслышке. Два года в ракетных войсках ПВО, тревоги и ночи в карауле, марш-броски и фильмы в солдатском клубе, непослушная иголка в руках и послушный АКМ. И мои друзья: Гриша Данаджи из Чадыр-Лунги, Абдуразок Гафуров из Ура-Тюбе, Юра Бойко, Слава Женченко и Жора Руденок из Симферополя, Игорь Флоря из Кишинева, Игорь Кистерный из Москвы, Игорь Коцман из Бельц, Женя Борисков и Саша Очаковский из Одессы. Защитники Отечества. Я вас всех поздравляю!
У меня есть ощущение, что моя армия началась не в 18 лет. Все детство мое прошло в гарнизонах. Площадкой для детских игр была не песочница, а полоса препятствий. А рев самолетов над головой нас только веселил. В одном из них был и мой отец. Позднее к детским впечатлениям прибавилось малопонятное: «сосед разбился…». Как разбился? В детском воображении дядя Витя разбивается, как мамина любимая ваза. Вдребезги. Позднее: «сосед не вернулся из Вьетнама». Почему не вернулся? Останется там жить? Только фотографии папиного самолета, неузнаваемыми клочьями металла разбросанного по казахстанской пустыне делают слова понятнее. Защитники Отечества. Я и вас всех поздравляю!
Дедушкины ордена — красивые железячки. «Нельзя», — говорит бабушка. «Мо-о-ожно», — говорит дедушка. Моя мама помнит из детства то же, что и я — гарнизоны, гарнизоны, гарнизоны. Она родилась в сорок пятом. Поэтому еще и руины, руины, руины. На наш гарнизон, стоявший в Польше, напали недобитые отряды фашистов. Из окна второго этажа пылающего дома моя двадцатилетняя бабушка выпрыгивала на руки моего дедушки — двадцатисемилетнего полковника бронетанковых войск с самым дорогим свертком в их жизни — моей двухнедельной мамой. Перестрелки на улицах были обычным звуком. Война кончилась, а наши поезда еще уходили под откос, взрывались грузовики, а на улицах мирных городов еще иногда оставались неподвижные тела наших солдат и офицеров. Защитников Отечества. Я и вас всех поздравляю!»
А 23 февраля, отвечая в социальных сетях на поздравление незнакомой мне девушки, я сказал, что это единственный праздник, когда мужчина может не отвечать женщине: «И вас также». «Ну почему, — ответила она мне, — можете и меня поздравить. Я тоже военнообязанная».
Я И ВАС ВСЕХ ПОЗДРАВЛЯЮ!
Мне всегда было грустно встречать Новый год в Одессе — он там чувствовался очень мало: бесснежная, порой, слякотная, — зима.
Какой уж тут Новый год?!
Одесситы, в отличие от, например, москвичей, мало выезжают вообще и мало выезжают для встречи Нового года, в частности. Поначалу, переехав в Москву, я наслаждался многоснежной, морозной новогодней ночью. Москвичи выезжают часто вообще и для встречи Нового года выезжают все, кто может себе это позволить. Дело омрачалось тем, что город опустевал. И от этого становилось еще тоскливее, чем в Одессе.
В следующий год я поехал в горы Каталонии. Было многоснежно, морозно и много русских в отеле. Но я еще не успел обзавестись друзьями или подругой и мне пришлось встретить Новый год в одиночестве. И стало еще тоскливее, чем в Москве.
И вот теперь у меня много друзей, семья и мы на острове Гаити. Встречали Новый год по одесскому, московскому, екатеринбуржскому и гаитянскому времени. И хотелось мороза, елки и мандаринов. А были жара, пальмы и бананы. И встреча Нового года каждые два часа (как в родном городе каждого из встречающих) подчеркивала, что мы — бродяги, оторванные от своих домов, от своих родителей, от своих корней. Что мы толком и не знаем, когда наступает в нашей жизни новый год, новое счастье.
И стало так тоскливо, как ни бывало ни в Испании, ни в Москве, ни в Одессе. И нужен бы какой-то вывод и нужен бы какой-то выход. А нет ни вывода, ни выхода. Есть обреченность чувствовать в новогоднюю ночь тоску. Тоску по дому, который не в Москве, не в Испании, не в Екатеринбурге и не в Одессе. А по дому, который в невозвратном детстве. Тоску, известную и нашим родителям, и заставлявшую их устраивать для нас, детей, главный праздник года. Тоску, которая против их замысла, поселилась и в нас. Потому что, куда ни сбеги, какие фейерверки ни запусти, каких подарков ни получи, — того сладкого, нежного и радостного Нового года уже не будет.
Но… будет у наших детей. Мы вывернемся наизнанку, но устроим им главный праздник года. Главный Праздник Жизни. И тоже неизбежно зароним в их сердца семена той тоски, которая прорастет в них, когда у них появятся свои дети.
С Новым годом! С Новым счастьем!
Одесса, Приморский бульвар новогодней ночью 2012. Дмитрий Скичко
На картине кисти Дмитрия Скичко редкий случай — снег в Одессе
Источник: блог Сергея Сухова
о точности, коммуникациях, развитии и прочей повседневности…
Давайте же Христовыми глазами глянем на театр не только как на храм, но и как на притон, в котором за золоченым алтарем разбойники не брезгуют дурными делами. За последнюю неделю я был в театрах дважды. Один раз в театре старом и заслуженном, второй — в совершенно молодом, но уже перенявшем худшее, копируя со старых образцов. Намеренно не буду называть самих театров, ибо каждый читающий увидит, что речь здесь будет справедлива по отношению к, практически, каждому театру, который посещал читатель.
